Пахом и Степанида

 

 

 

Фёдор Богданович Миллер

 

 

ПАХОМ И СТЕПАНИДА

 

(Сказка).

 

«Ах, за что мы переносим

Столько горя и забот:

Землю пашем, сено косим,

Так что градом льется пот?

 

Нас нужда бы не губила,

Мы не ведали б труда,

Если б Ева не вкусила

Запрещённого плода.

 

Разве это не обида

Нам терпеть за грех чужой?»

Так ворчала Степанида,

С поля идучи домой.

 

«И Адам не меньше в этом

Виноват, — сказал Пахом,

Муж не жениным советом,

А своим живи умом!

 

Если б этак не сгубили

Долю праотцы свою, —

Мы бы жили бы да жили

Припеваючи в раю! »

 

Мимо шел один богатый

Барин добрый, тороватый,

Он их ропот услыхал

И крестьянам так сказал:

 

«Не вините безрассудно

Прародителей своих,

Слова нет, что жить вам трудно,

Но ведь это не от них.

 

Вы б не лучше поступили,

Твердо я уверен в том,

Если б сами даже были

В положении таком.

 

Правда, много испытали

Вы и горя, и трудов,

И утешить вас в печали

Я с охотою готов,

 

Для того, чтоб вы не смели

На судьбу свою роптать;

Но сперва хочу на деле

Вашу твердость испытать.

 

Завтра вы ко мне придите, —

Я вам дам особый дом,

В нем живите, как хотите,

Не заботясь ни о чём.

 

У меня работать в поле

Вас не будут принуждать, —

Жить вы будете на воле,

Сладко есть и отдыхать.

 

Ваше платье очень худо, —

Я велю другое дать,

И к столу четыре блюда

Ежедневно отпускать.

 

Только вот мое условье,

Твердо помните его:

Ешьте все вы на здоровье,

Кроме блюда одного.

 

Вам же будет неприятно,

Если должен буду вас

Я в село прогнать обратно

За нарушенный приказ».

 

Так сказал он и простился

С изумленною четой.

«Уж не сонь ли это снился

Нам, Пахомушко, с тобой?

 

То-то будет нам веселье!»

И на утро в барский дом

Поплелись на новоселье

Степанида и Пахом.

 

Вот живет на новом месте

Наша добрая чета:

Пьют, едят, гуляют вместе;

Знать их счастье не мечта!

 

Им ни горя, ни заботы,

Ни нужды нет никакой,

Хоть валяйся без работы

С боку на бок день-деньской,

 

Словом молвить — просто чудо,

Как теперь они живут:

Им к столу четыре блюда

Ежедневно подают; —

 

Сколько хочешь, — ешь до сыта,

Кроме блюда одного,

И затем оно закрыто;

Ну да что ж им до него?

 

Им всего теперь довольно,

Их оставила нужда;

Только мучит их невольно

Любопытство иногда.

 

Сидя раз за этим блюдом,

Степанида говорит:

«Что за кушанье под спудом

Тут секретное лежит?

 

Если б только было можно

Заглянуть туда глазком,

Или с краю осторожно

Хоть лизнуть бы языком:

 

Чай от этого не будет

Нам с тобою ничего:

Да его ж и не убудет,

Если взглянем на него».

 

— «Что ж, пожалуй, это можно, —

Ей Пахом на то сказал, —

Посмотри, но осторожно,

Чтоб хозяин не узнал».

 

«Уж не бойся, — не узнает,» —

Говорит ему жена,

И поспешно открываете

Блюдо тайное она.

 

Но, о чудо! Из-под крышки —

(Кто представит их испуг!) —

Две проворненькие мышки

Быстро выскочили вдруг;

 

Степанида закричала,

В страхе руки опустив,

И сама чуть не упала,

Крышку наземь уронив.

 

Крышка в дребезги разбилась,

Мышки спрятались под пол;

В это время отворилась

Дверь — и барин к ним вошел.

 

— «Так-то слово вы сдержали!» —

Грозно крикнул он на них:

А не вы ли осуждали

Прародителей своих?»

 

Тут свое им наставленье

Он полезное сказал,

И опять назад в селенье

Перебраться приказал.

 

И пошли они, вздыхая,

В деревенский домик свой,

Как изгнанники из рая,

С сокрушенною душой.

 

Путь их к хижине убогой

Им теперь не весел был,

А Пахом жену дорогой,

Будто правый, все корил.

 

«Полно плакать, — не поможет,

Наконец сказал он ей:

«Осуждать-то всякий может,

А не сделает умней».